Николай Александрович (1874-1948), рус. религ. мыслитель.
Происходил из старинной аристократич. семьи, воспитывался в кадетском корпусе. Во время учебы в Киевском ун-те испытал влияние кантианства и марксизма, участвовал в революц. движении. Был сослан в Вологду (1901), где и написал свою первую работу. После ссылки нек-рое время изучал философию в Германии. Духовные поиски привели Б. к христианству. Его филос. обоснованию Б. и посвятил все свое творчество. Богословом в строгом смысле слова Б. себя не считал и оставался верен призванию свободного христ. мыслителя. Принадлежа к Православной Церкви, он тем не менее всегда был противником узкого конфессионализма. Расцвет лит. деятельности Б. начался после поездки в Париж (1907), где он познакомился с новейшими мистич. и филос. течениями Запада (особенно Франции). В России на Б. оказал влияние *Мережковский, проповедник "нового религиозного сознания". Из мыслителей прошлого Б. особенно многим был обязан *Бёме и *Шеллингу. Это сказалось уже в первых его работах (в частн., опубл. московским религ. изд-вом "Путь"). В начале 1910-х гг. был активным участником Религ.-филос. общества им. Вл. Соловьева, а в 1918 создал Вольную академию духовной культуры. В 1922 был выслан из России; жил сначала в Берлине, а затем в Париже. Там Б. возглавил Религ.-филос. академию и редактировал журн. "Путь" (1925-39). Из рус. мыслителей 20 в. Б. был одним из самых влиятельных на Западе.
Филос. воззрения Б. близки к экзистенциализму. Его гл. темы: личность и история, Бог и свобода. В трактовке свободы Б. стоял на дуалистич. позиции, объясняя происхождение зла "нетварной свободой", "волей к ничто", неподвластной Божеству. Этот теологумен определил и его взгляд на грехопадение. Б. считал его совершившимся в мире, к-рый коренным образом отличался от настоящего. Нынешнее бытие есть темница духа, порабощенного мертвенной "объективацией". Вся история есть путь к эсхатологич. освобождению духа от этого рабства. Высшее предназначение человека, согласно Б., есть творчество, через к-рое он соучаствует в деле Христа и во вселенских замыслах Триединого Бога.
Библия в системе Б. Прямое отношение к библ. проблематике в наследии Б. имеют две темы: вопрос о смысле истории и о природе Откровения. Опередив концепции *Вебера, К.Досона и *Тойнби, Б. показал, что Библия, в отличие от др. учений, содержит идею истории как становления, процесса, устремленного к эсхатологич. свершению (см. ст. Историзм Свящ. Писания) "История, - писал Б., - поистине есть драма, имеющая свои акты от первого до последнего, имеющая свое начало, свое внутреннее развитие, свой конец, свой катарсис, свое свершение. Это понимание истории как трагедии было чуждо эллинскому сознанию; сознание исторического свершения нужно искать не в эллинском мире, а в сознании и духе древнего Израиля. Идея исторического внесена в мировую историю евреями, и я думаю, что основная миссия еврейского народа была: внести в историю человеческого духа это сознание исторического свершения, в отличие от того круговорота, которым процесс этот представлялся сознанию эллинскому. Для сознания древнееврейского процесс этот всегда мыслился в связи с мессианством, в связи с мессианской идеей" ("Смысл истории").
Б. подчеркивал историч. ограниченность не только ср.-век. христ. мысли, но и той среды, к к-рой первоначально было обращено Откровение, Слово Божье. Он считал, что непросветленные, социоморфные стихии нередко затемняли подлинный дух Писания. Поэтому историч. "неудачи" христиан Б. считал промыслительными и оздоровляющими. Они учили уважать самое драгоценное в творении - человеческую личность и ее свободу. На фоне недостоинства христиан еще яснее становится достоинство христианства. Библейское Откровение есть богочеловеческое - этим обусловлена его двойственность. В Писании следует учиться отличать земное от небесного. "Человеческое сознание, - говорит Б., - очень зависит от социальной среды, и ничто так не искажало и не затемняло чистоту христианского Откровения, как социальные влияния, как перенесение социальных категорий властвования и рабства на религиозную жизнь и даже на самые догматы. И Священное Писание есть уже преломление Откровения Бога в ограниченной человеческой среде и ограниченном человеческом языке. Обоготворение буквы Писания есть форма идолопоклонства. Поэтому научная библейская критика имеет освобождающее и очищающее значение" ("Самопознание", Париж, 1989, с.205).
Этой проблеме Б. посвятил спец. работу "Истина и Откровение", к-рая вышла посмертно на франц. яз. ("Verit №et Revelation", Neuch"tel-P., 1954). В ней Б. еще раз возвращается к своим основным идеям о свободном творческом духе и его "объективации", т.е. воплощении в ограниченных, рациональных, очерствелых формах. С помощью этой мысли Б. толкует и Откровение как сверхрациональную тайну, определяемую только апофатически. Но на вербальном уровне оно неизбежно приобретает антропоморфные, социоморфные и космоморфные формы. Подлинное постижение его требует учета этих "объективированных" форм, чтобы проникнуть в сферу тайны, недоступную ограниченному разуму и земным измерениям. (См. ст. Демифологизация).
Философия свободы, М., 1911; Смысл творчества: Опыт оправдания человека, М., 1916; Наука о религии и христианская апологетика, "Путь", 1927, №6; О назначении человека, Париж, 1931; Собр. соч., т.1-4, Париж, 1985-903.
Cвящ. А н т о н о в Н.Р., Рус. светские богословы и их религ.-обществ. миросозерцание: Лит. характеристики, СПб., 1912, т.1; Г а л ь ц е в а Р., Б., РП, 1800-1917, ч.1, М., 1989, с.246-49; прот. З е н ь к о в с к и й В.В., История рус. философии, Париж, 1950, т.2; К у в а к и н В.А., Критика экзистенциализма Б., М., 1976; Л о с с к и й Н.О., История рус. философии, пер. с англ., М., 1954; П о л т о р а ц к и й Н., Н.А.Б. Жизненный и филос. путь, в кн.: Рус. религ.-филос. мысль ХХ в., Питтсбург, 1975; Ф е д о т о в Г.П., Н.А.Б. - мыслитель, "Новый журнал", 1948, №19; прот. Ф л о р о в с к и й Г.В., Пути рус. богословия, Париж, 1937; ФЭС, с.54; см. также составленную Т.Ф.Клепининой библиогр. Н.А.Б. (Bibliographie des Oeuvres de Nicolas Berdiaev, Р., 1978).
