Болтин, Иван Николаевич, - русский историк (1735 - 1792). Родился в дворянской семье. Начальное образование получил дома. 16 лет Болтин был зачислен рядовым в конногвардейский полк; в 1768 г. вышел в отставку с чином генерал-майора и вскоре был определен директором таможни в Василькове; через 10 лет, по протекции Потемкина , был переведен в Петербург, в главную таможенную канцелярию, а по ее закрытии, в 1780 г., назначен в военную коллегию, сначала прокурором, а потом (в 1788 г.) - членом коллегии; Болтин много ездил по России и путем непосредственного наблюдения хорошо ознакомился с различными сторонами народного быта. Вместе с тем, ""чрез многие лета в отечественной истории упражняясь"", он собрал обширный запас сведений о русской старине по летописям, грамотам и изданным к тому времени сочинениям (например, ""Истории"" Татищева ); есть известие, что после него осталось до ста связок разных бумаг и рукописей, которые были купены Екатериной II . Результаты своих занятий Болтин пробовал сначала изложить в форме историко-географического словаря, который, при выполнении плана, разбился на два самостоятельных: собственно историко-географический словарь и толковый славяно-русский. И тот и другой остались, однако, не законченными: первый остановился на букве С (см. Щекатова , ""Словарь географический""), а второй - на букве А. Работа по составлению словаря послужила для Болтина дальнейшей подготовкой к роли русского историка. Ему принадлежат два главных исторических труда: ""Примечания на историю древней и нынешней России Леклерка"" (2 тома, 1788) и ""Критические примечания на Историю князя Щербатова"" (2 тома, 1793 - 1794). Оба сочинения имели, как видно из заглавий, критические задачи; но автор в самых широких размерах использовал в них накопленный им запас знаний и наблюдений, так что в них с достаточной полнотой отразились положительные исторические его взгляды. У Болтина очень цельное мировоззрение. По теоретическим взглядам он близко стоит к представителям тогдашнего механического направления исторической мысли, примыкавшего в своем источнике к Бодену. И для Болтина закономерность исторических явлений есть центральная идея, которой руководится историческое исследование. Историк должен, по его мнению, излагать ""обстоятельства, нужные для исторической связи и объяснения последственных бытий""; подробности допустимы только при условии, если они служат к выяснению последовательности явлений; в противном случае это будут ""пустые разговоры"". Основным типом ""последовательности бытий"" Болтин считает причинную связь, как она проявляется в факте воздействия физических условий на человека. ""Главное влияние в человеческие нравы, в качества сердца и души, имеет климат""; непосредственно ""различные состояния климата производят перемены в теле человека,... а понеже тело и душа очень тесно сопряжены,... те же действия производят и на тело"". Рядом с климатом как главным фактором Болтин признает значение других второстепенных, каковы, например, ""обхождение с чужими народами, чужестранные ества и пряные коренья, образ жизни, обычаи, переменная одежда, воспитание"" и прочее. Эти факторы содействуют влиянию главного или препятствуют ему, а иногда, при постоянстве последнего, и сами могут определить ""нравы"" людей; например, ""они суть причиною, что нынешние наши нравы с нравами наших отцов никакова сходства не имеют"". Таким образом, климату и ""побочным обстоятельствам"" как действующим причинам противостоят в качестве объекта воздействия ""нравы"". Нравы или национальный характер являются для Болтина фундаментом, на котором строится государственный порядок: наблюдаемые в истории перемены ""в законах"" происходят ""по мере измены в нравах"". А отсюда следует и практический вывод: ""Удобнее законы сообразить нравам, нежели нравы законам; последнее без насилия сделать не можно"". Эти теоретические взгляды Болтин применяет к объяснению русского исторического процесса. Россия ""ни в чем не похожа"" на другие европейские государства, потому что слишком различны ее ""физические местоположения"" и совсем иначе сложился ход ее истории. Русскую историю Болтин начинает с ""пришествия Рюрика"", который ""подал случай к смешению"" руссов и славян. Потому пришествие Рюрика Болтину и представляется ""эпохой зачатия русского народа"", что эти племена, различавшиеся раньше своими свойствами, образовали через смешение новый народ, который затем ""нравы и свойства получил сообразные климату, правлению и воспитанию, под коими жил"". Уже при первых князьях русские имели ""правление, на коренных законах и непременных правилах утвержденное"", с которым мы знакомимся отчасти по договорам с греками. В основе своей древние законы тожественны с ""Русской правдой"", в которую были внесены лишь несущественные изменения ""по различию времен и происшествий"". Но ""великая перемена"" произошла ""в законах и обыкновениях"" с раздроблением Руси на уделы, когда ""нужды и обстоятельства каждого стали быть особенными"". Под давлением последних издавались в уделах местные законы, которые своими различиями производили ""еще вящшую отмену в нравах"". Различие в нравах, созданное удельным раздроблением, сохраняло свое значение и при начавшемся потом процессе политического объединения Руси, явившись препятствием к установлению единого государственного порядка при Иване III и Василии III : ""Нельзя было согласить законов, не соглася прежде нравов, мнений и польз"". Только в царствование Ивана IV наступило время для этого, и с изданием ""Судебника"" восстановлен был в силе общий закон, действовавший раньше, т. е. ""Русская Правда"", простым видоизменением которой Болтин считает ""Царский Судебник"". В последующее время ""нравы"" подвергались воздействию со стороны законодательства, например с изданием ""Уложения"", и со стороны просвещения. Болтин, в общем, не одобряет первый способ воздействия; зато он больших результатов ждет от второго, в особенности от просветительных мероприятий Екатерины. В своих ""Примечаниях"" Болтин высказывает ряд интересных соображений и по социальной истории России, например, по истории крестьянства и дворянства, по вопросу о холопстве; но эта сторона осталась вне его основной исторической схемы. Целостностью и продуманностью взглядов на русскую историю Болтин далеко превосходит и современных ему, и многих следовавших за ним историков. По многочисленным ссылкам в ""Примечаниях"" видно, что Болтин был хорошо знаком с представителями западного просвещения (например, с Вольтером, Монтескье, Мерсье, Руссо, Бейлем и другими), но при этом не утратил чувства живой связи настоящего с родной стариной и, не вдаваясь в крайности, умел ценить значение национальной индивидуальности. По его убеждению, Русь выработала свои нравы, и их надо беречь, - иначе мы рискуем стать ""непохожими на себя""; но она была бедна просвещением, - и Болтин не против того, чтобы русские заимствовали ""знания и искусства"" у западных соседей. При таком настроении Болтин был больно задет Леклерком, который в своей ""Histoire physique, morale, civil et politique de la Russie ancienne et moderne"", высказал много отрицательных, иногда пренебрежительных суждений о русской жизни; отсюда и решение Болтина обнаружить заблуждения французского историка, вольные и невольные. Но он не удержался на точке зрения объективного критического разбора сочинения: под влиянием патриотического чувства он старается местами ослабить впечатление от темных сторон древнерусской жизни, отмечая соответствующие недостатки и в истории западных нравов, иногда даже скрашивая действительно в ущерб беспристрастию [например, в согласии с автором Антидота (Екатериной), утверждая, что в России крестьянам живется лучше, чем во всяком другом государстве]. Эта черта сообщает историческому мировоззрению Болтина субъективно-моральный оттенок. Подобный строй мыслей и чувств сближал Болтина с Екатериной II, взгляды которой со времени французской революции приняли националистическое направление. Этим объясняется, что ""Примечания"" на историю Леклерка и задуманы были не без участия императрицы, действовавшей через Потемкина, и изданы были на ее средства. - См. Сухомлинов , ""История Российской Академии"" (вып. V); Ключевский , ""И. Н. Б."" (""Русская Мысль"", 1892, № 11); статья профессора Иконникова в ""Русском Биографическом Словаре"". А. З.
|
