Горчаков, Александр Михайлович, князь - знаменитый дипломат, с 1867 г. государственный канцлер, родился 4 июля 1798 г.; получил воспитание в царскосельском лицее, где был товарищем Пушкина . В юности ""питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель"" (как характеризовал его Пушкин в одном из посланий к нему), Горчаков до поздней старости отличался теми качествами, которые считались наиболее необходимыми для дипломата; но, кроме светских талантов и салонного остроумия, он обладал также значительным литературным образованием, которое и отражалось впоследствии в его красноречивых дипломатических нотах. Обстоятельства рано позволили ему изучить все закулисные пружины международной политики в Европе. В 1820 - 22 годах он состоял при графе Нессельроде на конгрессах в Троппау, Лайбахе и Вероне; в 1822 г. был назначен секретарем посольства в Лондоне, где оставался до 1827 г.; потом был в той же должности при миссии в Риме, в 1822 г. был назначен секретарем посольства в Лондоне, где оставался до 1827 г.; потом был в той же должности при миссии в Риме, в 1828 г. переведен в Берлин советником посольства, оттуда во Флоренцию поверенным в делах, в 1833 г. - советником посольства в Вене. В 1841 г. он был послан в Штуттгарт для устройства предположенного брака великой княжны Ольги Николаевны с наследным принцем вюртембергским, а после состоявшегося бракосочетания оставался там чрезвычайным посланником в течение двенадцати лет. Из Штуттгарта он имел возможность внимательно следить за ходом революционного движения в Южной Германии и за событиями 1848 - 49 годов во Франкфурте-на-Майне. В конце 1850 г. он был назначен уполномоченным при германском союзном сейме во Франкфурте, с сохранением прежнего поста при вюртембергском дворе. Русское влияние господствовало тогда над политической жизнью Германии. В восстановленном союзном сейме русское правительство усматривало ""залог сохранения общего мира"". Горчаков пробыл во Франкфурте-на-Майне четыре года; там он особенно близко сошелся с русским представителем, Бисмарком. Горчаков, как и Нессельроде, не разделял увлечений императора Николая по восточному вопросу, и начавшаяся дипломатическая кампания против Турции возбуждала в нем большие опасения; он старался, по крайней мере, способствовать поддержанию дружбы с Пруссией и Австрией, насколько это могло зависеть от личных его усилий. В 1854 г. Горчаков был переведен в Вену, где сначала временно управлял посольством вместо барона Мейендорфа , связанного близким родством с австрийским министром, графом Буолем, а в 1855 г. назначен посланником. В этот критический период, когда Австрия ""удивила мир своей неблагодарностью"" и готовилась действовать совместно с Францией и Англией против России (по договору 2 декабря 1854 г.), положение русского посланника в Вене было крайне тяжелое и ответственное. После смерти императора Николая I созвана была в Вене конференция представителей великих держав для определения условий мира; но переговоры, в которых участвовали Друэн де Люис и лорд Джордж Россель, не привели к положительному результату, отчасти благодаря искусству и настойчивости Горчакова. Австрия вновь отделилась от враждебных нам кабинетов и объявила себя нейтральной. Падение Севастополя послужило сигналом для нового вмешательства венского кабинета, который уже от себя, в виде ультиматума, предъявил России известные требования, по соглашению с западными державами. Русское правительство вынуждено было принять австрийские предложения, и в феврале 1856 года собрался конгресс в Париже для выработки окончательного мирного договора. Парижский трактат 18 (30) марта 1856 г. закончил собой эпоху активного участия России в западноевропейских политических делах. Граф Несельроде вышел в отставку, и министром иностранных дел назначен князь Горчаков (в апреле 1856 г.). Тягостные впечатления крымской войны и венских конференций наложили свою печать на последующую деятельность Горчакова как министра. Общие взгляды его на задачи международной дипломатии не могли уже серьезно измениться; политическая программа его ясно определялась теми обстоятельствами, при которых ему пришлось вступить в управление министерством. Прежде всего необходимо было соблюдать большую сдержанность в первые годы, пока совершались великие внутренние преобразования; затем Горчаков поставил себе две практические цели - во-первых, отплатить Австрии за ее поведение в 1854 - 55 годы и, во-вторых, добиться постепенного уничтожения парижского трактата. В 1856 г. князь Горчаков уклонился от участия в дипломатических мерах против злоупотреблений неаполитанского правительства, ссылаясь на принцип невмешательства во внутренние дела чужих держав (циркулярная нота 22 [10] сентября); в то же время он дал понять, что Россия не отказывается от права голоса в европейских международных вопросах, но только собирается с силами для будущего: ""La Russie ne boude pas - elle se recueille"". Эта фраза имела большой успех в Европе и была принята за точную характеристику политического положения России после крымской войны. Три года спустя князь Горчаков заявил, что ""Россия выходит из того положения сдержанности, которое она считала для себя обязательным после крымской войны"". В 1859 г. Россия открыто стояла на стороне Наполеона III в конфликте его с Австрией из-за Италии. В русско-французских отношениях произошел благоприятный переворот, который был подготовлен свиданием двух императоров в Штуттгарте в 1857 г. Но это сближение было весьма непрочно, и после торжества французов при Мадженте и Сольферино Горчаков опять как будто примирился с венским кабинетом. В 1860 г. он признал своевременным напомнить Европе о бедственном состоянии христианских народностей, подвластных турецкому правительству, и высказал мысль о международной конференции для пересмотра постановления парижского трактата по этому предмету (нота 20 [8] мая 1860 г.). Попытка не имела успеха. В октябре того же 1860 г. по поводу успехов национального движения в Италии князь Горчаков говорит уже об общих интересах Европы, в духе эпохи конгрессов и традиций священного союза; в ноте 10 октября (28 сентября) он горячо упрекает сардинское правительство за то, что оно действует, ""заодно с революцией"" относительно Тосканы, Пармы, Модены, но протест его, хотя и поддержанный Австрией и Пруссией, не имел практических последствий. Выступивший на сцену польский вопрос окончательно расстроил начинавшуюся ""дружбу"" России с империей Наполеона III и закрепил союз с Пруссией. Во главе прусского правительства, в сентябре 1862 г., встал Бисмарк. С тех пор политика нашего министра шла параллельно со смелой дипломатией его прусского собрата, поддерживая и охраняя ее по мере возможности. Пруссия заключила с Россией военную конвенцию 8 февраля 1863 г. для облегчения задачи русских войск в борьбе с польским восстанием. Заступничество Англии, Австрии и Франции за национальные права поляков было решительно отклонено князем Горчаковым, когда оно приняло форму прямого дипломатического вмешательства (в апреле 1863 г.). Искусная, а в конце и энергическая переписка по польскому вопросу доставила Горчакову славу первостепенного дипломата и сделала его имя знаменитым в Европе и России. Это был высший, кульминационный пункт политической карьеры князя Горчакова. Блестящий успех Пруссии в 1866 г. еще более упрочил официальную дружбу ее с Россией. Антагонизм с Францией и глухое противодействие Австрии заставляли берлинский кабинет твердо держаться русского союза и заботливо охранять русскую политику от посторонних влияний. Восстание кандиотов против турецкого гнета, продолжавшееся почти два года (с осени 1866 г.), дало повод Австрии и Франции искать сближения с Россией, на почве восточного вопроса; австрийский министр, граф Бейст, допускал даже мысль о пересмотре парижского трактата для общего улучшения быта христианских подданных Турции. Проект присоединения Кандии к Греции нашел поддержку в Париже и Вене, но был холодно встречен в Петербурге, ибо для Бисмарка было совершенно нежелательно, чтобы Россия успела достигнуть чего-либо на Востоке ранее ожидаемой войны на Западе. Князь Горчаков не видел основания променять берлинскую дружбу на какую-нибудь другую; решившись следовать прусской политике, он предпочел отдаться ей с доверием, без сомнений и тревог. Впрочем, серьезные политические меры и комбинации не всегда зависели от министра или канцлера, так как личные чувства и воззрения государей составляли весьма важный элемент в международной политике того времени. Когда летом 1870 г. разыгралась прелюдия к кровавой борьбе, князь Горчаков находился в Вильбаде и - по свидетельству нашего дипломатического органа - был не менее других поражен неожиданностью разрыва между Францией и Пруссией. ""По возвращении своем в Петербург, он мог только вполне присоединиться к принятому императором Александром II решению удержать Австрию от участия в войне, чтобы избегнуть необходимости вмешательства со стороны России. Канцлер выразил только сожаление, что не была условлена взаимность услуг с берлинским кабинетом, для надлежащей охраны русских интересов"" (""Journ. de St. Pet."", 1 марта 1883 г.). Франко-прусская война всеми считалась неизбежной, и обе державы открыто готовились к ней с 1867 г.; поэтому нельзя считать простой случайностью отсутствие предварительных решений и условий относительно такого важного вопроса, как поддержка Пруссии в борьбе ее с Францией. Наша дипломатия не только удержала Австрию от вмешательства, но старательно охраняла свободу военных и политических действий Пруссии во все продолжение войны, до заключительных мирных переговоров и подписания франкфуртского трактата. Понятна благодарность Вильгельма I, выраженная в телеграмме 14 (26) февраля 1871 г. к императору Александру II . Горчаков воспользовался этой переменой обстоятельств для уничтожения 2-й статьи парижского трактата о нейтрализации Черного моря. На лондонской конференции было решено вновь предоставить России держать военный флот в Черном море. После разгрома Франции, взаимные отношения Бисмарка и князя Горчакова существенно изменились. С этого времени начинается для русской дипломатии ряд горьких разочарований, которые придают печальный оттенок всему последнему периоду деятельности князя Горчакова. Предвидя, что восточный вопрос не замедлит возникнуть вновь в той или другой форме, Бисмарк поспешил устроить новую политическую комбинацию с участием Австрии как противовеса России на Востоке. Вступление России в этот тройственный союз, которому было положено начало в сентябре 1872 г., ставило русскую внешнюю политику в зависимость не только от Берлина, но и от Вены, без всякой к тому надобности. Связав себя этой системой предварительных соглашений и уступок, князь Горчаков допустил или вынужден был допустить вовлечение страны в тяжелую, кровопролитную войну, с обязательством не извлекать из нее соответственной пользы для государства и руководствоваться, при определении результатов победы, интересами и желаниями чужих и отчасти враждебных кабинетов. В незначительных или посторонних вопросах, как, например, в деле признания правительства маршала Серрано в Испании в 1874 г., князь Горчаков нередко расходился с Бисмарком, но в существенном и главном пассивно подчинялся его внушениям. Серьезная размолвка произошла только в 1875 году, когда русский канцлер принял на себя роль охранителя Франции и общего мира от посягательств прусской военной партии и официально сообщил державам об успехе своих усилий, в ноте 30 апреля (12 мая) того же года. Все фазисы восточных осложнений пройдены были русским правительством в составе тройственного союза, пока дело не дошло до войны; а после того как Россия воевала и справилась с Турцией, тройственный союз опять вступил в свои права и при помощи Англии определил окончательные условия мира, наиболее выгодные для венского кабинета. Даже с объявлением войны (в апреле 1877 г.) престарелый канцлер связывал фикцию уполномочия от Европы, так что заранее отрезаны были пути к самостоятельной и откровенной защите русских интересов на Балканском полуострове после громадных жертв двухлетней кампании. Князь Горчаков обещал (по рейхштадтскому соглашению 8 июля 1876 г.) представить Австрии две турецкие провинции, восстание которых послужило первым толчком к славянскому освободительному движению в русском обществе; в Англии поручено было графу Шувалову заявить, что русская армия не переступит за Балканы, но обещание было взято назад после того, как оно было уже передано лондонскому кабинету, - что возбудило неудовольствие и дало лишний повод к протестам. Колебания, ошибки и противоречия в действиях дипломатии сопутствовали всем переменам на театре войны. Движение русских войск к Константинополю было остановлено простыми угрозами Англии; Сан-Стефанский мирный договор 19 февраля (3 марта) 1878 года создавал обширную Болгарию, но увеличивал Сербию и Черногорию лишь небольшими территориальными прирезками, оставлял Боснию с Герцеговиной под турецкой властью (в ожидании австрийской оккупации) и ничего не давал Греции, так что договором были крайне недовольны почти все балканские народности и именно те, которые принесли наиболее жертв в борьбе с турками - сербы и черногорцы, босняки и герцеговинцы. О том, чтобы избегнуть конгресса, как это удалось Бисмарку после Садовой, не могло быть и речи. Россия предложила германскому канцлеру устроить конгресс в Берлине; между графом Шуваловым и маркизом Салисбери состоялось соглашение 30 (18) мая относительно вопросов, подлежащих обсуждению держав. На берлинском конгрессе (от 1 [13] июня до 1 [13] июля 1878 г.) князь Горчаков систематически избегал участия в тех заседаниях, на которых предстояло обсуждение неприятных для него, хотя и важных для России, вопросов; он придавал особенное значение тому, чтобы России возвращена была небольшая полоса Бессарабии, отнятая у нее по парижскому трактату, причем Румыния должна была взамен получить Добруджу. Предложение Англии о занятии Боснии и Герцеговины австрийскими войсками было горячо поддержано председателем конгресса, Бисмарком, против турецких уполномоченных; князь Горчаков также высказался за оккупацию (заседание 16 [28] июня). Германский канцлер поддерживал всякое положительно заявленное русское требование, но не мог, конечно, идти дальше русских дипломатов в защите политических интересов России. Князь Горчаков заботился преимущественно о согласии держав, об интересах Европы, о бескорыстии России, которое, впрочем, не требовало столь кровавых и тяжких доказательств, как война. На первый план выдвигалось уничтожение отдельных статей парижского трактата, составлявшее скорее вопрос дипломатического самолюбия, чем серьезный государственный интерес. Позднее часть русской печати жестоко нападала на Германию и ее канцлера, как главного будто бы виновника наших неудач; между обеими державами произошло охлаждение, и в сентябре 1879 г. князь Бисмарк решился заключить в Вене специальный оборонительный союз против России. Политическая карьера князя Горчакова завершилась берлинским конгрессом; с тех пор он уже почти не принимал участия в делах, хотя и сохранял почетный титул государственного канцлера. Он умер в Бадене 27 февраля 1883 г. Министром он перестал быть даже номинально с марта 1882 г., когда назначен был на его место Н.К. Гирс . Для правильной оценки всей вообще деятельности Горчакова необходимо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, политический характер его выработался и установился окончательно в царствование императора Николая, в ту эпоху, когда для России считалось обязательным заботиться о судьбе разных европейских династий, хлопотать о равновесии и согласии в Европе, в ущерб реальным интересам и потребностям собственной страны. Во-вторых, русская внешняя политика не всегда направляется исключительно министром иностранных дел. Рядом с князем Горчаковым, хотя и под номинальным его руководством, действовали от имени России граф Игнатьев и граф Шувалов, мало согласные между собою и с самим канцлером; этот недостаток единства выразился особенно резко в составлении Сан-Стефанского договора и в ничтожестве его защиты на конгрессе. Князь Горчаков был искренний приверженец мира и тем не менее должен был против воли довести дело до войны. Эта война, как высказано было откровенно в ""Journal de C.-Petersbourg"" после его смерти, ""была полным ниспровержением всей политической системы князя Горчакова, казавшейся ему обязательной для России еще на многие годы. Когда война сделалась неизбежной, канцлер заявил, что он может гарантировать Россию от враждебной коалиции только при двух условиях, - а именно, если война будет непродолжительна и если цель похода будет умеренная, без перехода за Балканы. Эти взгляды были приняты императорским правительством. Таким образом, мы предпринимали полувойну, и она могла привести только к полумиру"". Между тем война оказалась настоящей и очень тяжелой, а сравнительная бесплодность ее была отчасти результатом полуполитики князя Горчакова. В колебаниях и полумерах его отражалась как бы борьба двух направлений - традиционного, честолюбиво-международного, и практического, основанного на понимании внутренних интересов государства. Эта неясность исходной точки зрения и отсутствие точной практической программы обнаруживались прежде всего в том, что события никогда не предвиделись заранее и всегда заставали нас врасплох. Трезвые, жизненные приемы Бисмарка не оказывали заметного влияния на дипломатию князя Горчакова. Последний придерживался еще многих устаревших традиций и оставался дипломатом старой школы, для которого искусно написанная нота есть сама по себе цель. Бледная фигура Горчакова могла казаться яркой только благодаря отсутствию в России политической жизни, свободы критики и оппозиции. Подробная, хотя и весьма односторонняя характеристика князя Горчакова, в сопоставлении с Бисмарком, сделана в книге Юлиана Клячко: ""Deux Chanceliers. Le prince G. et le prince de Bismarck"" (П., 1876). Из новейших исследований заслуживает внимания: Francois Cgarles-Roux ""Alexandre II, G. et Napoleon III"" (П., 1913). Л. Слонимский.
|
